Владычный полк - Страница 39

Андрей надел шубу, Егор – тулуп.

– Поворачивай назад, в Москву! – приказал Андрей.

– А как же Чертаново?

– Быстрей!

Егор развернул сани и хлестнул коня.

– Егор, ты что, не понял, что в Чертаново нельзя? Опричники налетят, узнав об убийстве собратьев. Свидетели – кто добровольно, а кто и под пыткой сразу покажут, куда мы поехали. Только на боярина подозрения навлечем, и самих искать будут. Ты повязку-то сними – отъехали от перекрестка, а то встречных только пугать будем.

Они сняли повязки и через час въехали в столицу московскую. Встреча сорвалась. Боярин, к которому они ехали, сегодня же о столкновении на перекрестке узнает, подумает – испугался немец, назад повернул. А и пусть.

Подошла очередная встреча с Сафоном, писарем Посольского приказа. Важных, интересных копий на сей раз он не принес, однако за разговором обронил фразу, тотчас заинтересовавшую Андрея.

– Толмачей не хватает, грамотки не успеваем переводить.

– Да? – удивился Андрей. – А ну-ка, поподробнее…

Посольский приказ был основан в 1549 году, и первым дьяком, возглавлявшим его, был Иван Михайлович Висковатый. Это о нем английский купец Джером Гарсей после личной встречи, когда велись торговые переговоры, написал: «Тонкая и двуличная лиса, хитрейший скиф, какой когда-либо жил на свете». Сам приказ располагался в посольской избе, на территории Кремля, в семидесяти метрах от колокольни Ивана Великого.

С 1562 года Висковатого сменил дьяк Иван Васильев. Он уже назывался думным дьяком – за должность важную.

Иностранных посольств в Москве, так же как и московских в других странах, не было. Когда случалась необходимость, высылались послы, которым вручались подорожные и верительские грамоты. Главным руководством для посольств был «наказ», в котором обговаривалось все: подарки для принимающей стороны, темы, затрагиваемые при переговорах.

Посольства делились на ранги. Высшим было «великое посольство» во главе с Великим послом. Им был непременно боярин. Он имел право говорить от лица своего государя и подписывать соглашения.

Само такое посольство было довольно многочисленно – от двухсот до пятисот человек. Для подарков вручались «росписи» – кому из иностранцев, чего и сколько давать. В качестве подарков выступали меха горностая и соболя, «рыбий зуб» – так назывались моржовые клыки, ловчие птицы – соколы и ястребы; богато украшенное оружие.

Посольство вело «статейный список» – своего рода дневник, где описывалось все, что они видели: города, дороги, местные обычаи. В такие посольства обязательно включался царский соглядатай, который потом докладывал царю при личной аудиенции, кто из послов что говорил и как себя вел.

Послом пониже рангом был «посланник» – им назначались дьяки или старшие подьячие. И уже совсем простым был гонец – из младших подьячих или толмачей. Он только передавал в руки чужого государя отправленную грамоту.

Приказ возглавлял дьяк, имевший годовое жалованье 200–250 рублей. В приказе было три повытья – своего рода отделы. Два из них ведали сношениями с Европой, один – с Азией. Их возглавляли старшие подьячие с доходом до пятидесяти рублей в год. Простой подьячий, в зависимости от службы, имел от 5 до 50 рублей годового дохода. Имелись многочисленные писцы, толмачи с разных языков и золотописцы, расписывавшие грамоты золотом и красками.

Сафон рассказал Андрею о Посольском приказе. Немного сбивчиво, но Андрей суть понял, и в его голове сразу созрел план. Ведь он кучу языков знает, даже сам не представляет сколько.

– Хочу толмачом устроиться в Посольский приказ, – заявил он. Ведь тогда у него прямой доступ к переписи будет. Второго такого шанса уже не представится.

– Ты же немец! – изумился Сафон. От удивления он даже отставил в сторону кружку с пивом. – То есть – как есть чужеземец. Не можно!

– А кто знает, что я немец? Русским представлюсь.

– Толмач с немецкого уже есть, – парировал Сафон.

– Так я еще шесть языков знаю, – не отставал Андрей.

– А борода? – привел последний аргумент Сафон.

– Ты поговори, с кем положено, кто толмачами заведует. Дело, я полагаю, не быстрое. Я к тому времени бороду отращу, в одежды подобающие оденусь.

– Я ведь крест на верность государю целовал.

– Разве это измена – человечка знакомого на государеву службу устроить? Ты сколько жалованья получаешь?

– Один рубль. – Сафон помолчал и добавил: – В год.

– Ну вот. А я тебе золотой талер дам. На эти деньжищи ты можешь село купить или лавку с товаром, купцом стать.

Сафон колебался – Андрей по глазам видел. Тогда он привел последний довод:

– Ты поговори. Может, еще не возьмут меня, и у тебя совесть чиста будет.

– Поговорить можно, – вздохнул с облегчением писарь. – Ты только про бороду не забудь.

После расставания Андрей пошел домой. По случаю позднего времени в лавке не было никого – ни покупателей, ни Василисы. Андрей объяснил Егору ситуацию – отращивать бороду и одновременно быть на людях невозможно.

– Ты, Андрей, когда в город входить будешь, лицо тряпицей замотай. Кто поинтересуется, говори, что зубы заболели, щеку раздуло – у моего деда так было. Щеку разнесло – ужас! Даже глаз заплыл. Он и к бабке ходил – заговаривать. Так еще и яйцо горячее к щеке прикладывал.

– Попробовать можно. А завтра на торг пойдешь, только не сюда – в Немецкую слободу. Одежду – зипун, рубаху и штаны купить надо, в какой московиты ходят. И про сапоги не забудь. Я должен выглядеть как местный.

– У них говор немного не такой, акают.